У нас как-то закрепилось в учебниках истории и в головах веселая пасторальная картинка завершения Смуты. Суровый воин на фоне дымящихся развалин Москвы благословляет юного мальчика-царя на мудрое правление под одобрительные взгляды клира и народа, ослабших, но единых. И дата на фоне – 1612. Ну в худшем случае 1613.
Увы и ах, так и близко не было. Отползшая было от края пропасти страна в начале правления царя Миши сползала обратно в пропасть с пугающим азартом и лишь невероятный героизм кучки патриотов помноженный на просто нечеловеческое везение позволил царству продолжится, а временному царю Мише стать Михаилом Фёдоровичем Романовым, первым царем новой династии.
Началось всё (как это и обычно бывает) за здравие. Новое московское коалиционное правительство достаточно оперативно и без существенного мордобоя провело выборы.
Кандидатов было не так, чтобы мало, но безальтернативных на самом деле не было. Новгородскую четь контролировали шведы, предлагавшие на престол мальчика-протестанта Карла-Филиппа. Поляки издалека намекали, что ушли не навсегда и продолжают считать Владислава Васу законно избранным великим князем московским (царского титула за московским правителем поляки не признавали). На крайний случай в Бресте уже нашли мальчика, сына Дмитрия (то ли Ивановича, то ли Семеновича), который в 1645 году съездит в гости к умирающему тогда царю Михаилу перетереть за погоду, природу и о чем там еще говорят с человеком, который по твоей версии отнял у тебя царство отца. Рязанская четь уже не очень организованно (сказывалась смерть Ляпунова) продолжала ждать царя с фамилией Голицын. Василий Голицын, старший из клана томился в польском плену, младший Андрей уже был казнен поляками, а вот средний Иван был недалеко от Москвы и был готов и амбициозен.
В далеком северном монастыре (а точнее уже по пути в Москву) был еще жив (хоть и стар, слеп, болен) самый что ни на есть натуральный царь Симеон Бекбулатович. В самой Москве было сразу три амбициозных Гедиминовича, каждый из которых тоже мог и хотел стать новым царем. Вечный первый боярин думы Мстиславский, притащивший этих клятых ляхов в Москву, не забывал чей он внук и правнук (Ивана III и казанских царей, если кто не в курсе). Кто ж не царь как не он? На старика с неодобрением смотрел тушинский боярин и воевода Трубецкой, за несколько месяцев до этого отдававший приказ о штурме Белого города и чуть не отдавший приказ о штурме Кремля, временный глава временного правительства, бывший конюший несостоявшегося калужского царя Дмитрия. На них обоих с еще большим неодобрением смотрел князь Воротынский, сын героя Молодей, член Боярской Думы, дальний родственник последних царей-Даниловичей.
Южнее Москвы в Коломне ждала своего звездного часа западноукраинская парочка в лице законно коронованной московской царицы Марины Мнишек и её ближнего боярина Ивана Заруцкого. Претендентом на престол от парочки был младенец Иван, последний из династии Калиты (но это неточно). Еще южнее ошевался загадочный царевич Дмитрий. Его поддерживали ногайцы во главе с Кучумовичами. Ногайцам по правде сказать было уже не особо до московской Смуты. Казаки с запада и калмыки с востока наносили удар за ударом и близок был уже тот момент (и правда близок, 1630-е), когда ногайцы оставили родные степи и ушли в Приднепровье и на Кавказ. Казань не признавала московского правительства, каким бы оно не было.
Осложняла политес церковь, которая, с одной стороны, только что собрала и проспонсировала два ополчения, с другой и сама была расколота. В Вильно жил и здравствовал законный, но несвятой патриарх-униат Игнатий, внутри РПЦ была сильная, хоть и притихшая пятая колонна во главе со вторым человеком церкви епископом Подонским Ионой (вообще-то он Сарский и Подонский или Крутицкий). Патриоты из Троицы и Нижнего Новгорода подыстратились и понесли немалые потери в смутной гражданской войне.
А еще были родственники царя Фёдора Романовы в лице инвалида Ивана Каши Никитича и его племянника Миши, сына тушинского патриарха Филарета.
Выбор был в общем-то без выбора. Царевичи Васа и Ворёнок пролетали по воле победившей церкви. Дмитрия Астраханского с его ногайцами никто всерьез и не рассматривал по той же причине, Симеоновичи были для церкви табу. Трубецкой рвался к власти всерьез, но, как только церковь перекупила актив казаков, мигом сдулся. Опять же конюший непризнанного царя. Да и не признали бы его никто из присягавших Шуйскому и Владиславу.
Голицыных после кошмара августа 1610 было за что ненавидеть и тушинцам, и бывшим подручным Шуйских. Итого выбор между Романовым, Голицыным и Воротынским. Добавьте к этому нехитрую, но искреннюю информацию, что последние цари (берем отрезок в 30 лет) своей смертью не умирали. Вот нужно это тому же Воротынскому?
Романову сказал царство Воротынский, может даже с ехидцей в бороде. Он же в будущем стал отцом царского шурина, по тем временам ближайшая родня. Трое дядей из Думы (Лыков, Романов, Шереметьев) наверняка были за. Церкви Романовы тоже ничего плохого не делали, ни отец, ни дед, ни прадед, а люди были влиятельные.
Мать очень не хотела (вполне допускаю, что искренне) отпускать сына на царство, а когда всё же смирилась, постаралась подтянуть в Думу свою родню, чтобы оберегали Мишеньку. Родня оказалась специфической, к сожалению. Салтыковы были западниками, бывшими тушинцами. Именно они первыми позвали на московский трон Владислава, еще в 1610 году. Скорее всего именно они и рулили Московией в первые несколько лет правления царя Миши. Рулили в пропасть.
Пока был жив митрополит Ефрем (до конца 1613 года), московская политика уверенно решила часть насущных проблем. Были разбит Заруцкий и Дмитрий Астраханский, мирно и буднично (особенно по сравнению с эпопеей 60-летней давности) присоединили Казань. Казанские и нижегородские ополченцы больше убеждением, чем грубой силой отправились приводить в чувство поволжские города. Основная ударная часть армии во главе с недавними героями второго ополчения двинулись на запад. Вернули Вязьму, Дорогобуж, Белую. В последней на сторону Пожарского перешел крупный отряд немецких (по правде британских) наемников. Победители осадили Смоленск, уже с меньшим успехом (оно и понятно, крепость первоклассная, гарнизон сильный, мотивированный, осадная артиллерия потеряна давно, уже и не вспомнишь кем и где).
Смоленск пытались взять, как и Москву, тесной осадой, доведя до голода и крайности. Схема не хуже других (с Москвой 1612 прокатило же), но тут не срослось. Власть в Москве сменилась, и Салтыковы стали расставлять приоритеты по-новому. Как их и должны расставлять национальные предатели, мечтающие передать трон Владиславу/Сигизмунду.
Давайте поиграем в предателей-униатов. Кто их реальные сильные враги? Во-первых, шведы с двоюродными племянниками Густавом и Карлом, присоединившие (фактически) богатый торговый Новгород и претендующие на Москву. У них и силы, и деньги, и опытная армия, не раз давшая прикурить в Прибалтике даже легендарным гусарам. Для второго ополчения они скорее союзники, пусть и не самые приятные, с которыми нужно договариваться полюбовно. Во-вторых, Марина Мнишек с ее «Воренком», демонстративно пославшая королей Васа после их разрыва с Дмитрием Угличским. Она слаба, но у нее в руках последний реально легитимный наследник, символ, вокруг которого можно собрать страну. В-третьих, ополченцы, однажды уже помножившие на ноль все польские, униатские усилия. В нулевых – консервативное крыло РПЦ во главе с епископом Ефремом и троицкими вождями ополчения. Вот ровно в такой последовательности и валили своих врагов униаты, которых привела в правительство для защиты сына недалекая инокиня Марфа.
В конце 1613 крепкий старик Ефрем умер, возможно даже своей смертью. Но его преемником стал сарский епископ Иона (Архангельский), близкий Салтыковым и терпимый к униатам. Гонениям он подверг троицкую братию во главе с Дионисием. Воля РПЦ, бывшая стержнем ополчений, была парализована.
Начиная с 1614, Московия ввязывается в отчаянную, но безнадежную войну со шведами, в целом совершенно ненужную. Василий Шуйский пообещавший за помощь в борьбе с Дмитрием Угличским Корелу с округом, шведов попросту кинул. Даже демонстративно платил жалованье Корельскому гарнизону (спасшим его наемникам Делагарди зажимал). После его свержения шведы без большого сопротивления взяли Новгород (а чего ему сильно сопротивляться, когда экономика завязана на балтийскую торговлю, жить то надо). И провозгласили зависимое от Швеции Новгородское государство, правителем которого был провозглашен Карл-Филипп. Второе ополчение азартно переписывалось с Новгородцами, видимо даже формально обещало позвать Карла на московский трон.
На фоне московских выборов шведы попытались усугубить оккупационный режим, превратив формально независимое новгородское государство (именно на его престол рвался Дмитрий Шуйский, он же Лжедмитрий III наших лукавых учебников истории) в банальную провинцию. Новгородцы не отказывались от присяги Карлу-Филиппу, но его отцу (а потом и брату Густаву) присягать отказывались категорически. Города, ранее поддерживавшие Дмитрия Угличского и Дмитрия Шуйского (Псков, Гдов, Ям, Копорье, Тихвин), отказывались присягать шведам принципиально. Тут бы сесть, договориться на взаимоприемлемых условиях, благо союзники, пусть и кинувшие друг друга по разу, но нет. Московское правительство, забив на все другие задачи, бросило все имеющиеся резервы на север. Череда поражений, самое болезненное летом 1614 под Бронницей, явно не усилила переговорных позиций с северным соседом. Плюс казачья армия, оставленная без жалования и без побед, взбунтовалась и катком прошлась по богатым северным городам. Осада Смоленска, откуда отозвали все резервы, превратилась в фикцию.
Вот с кем московское правительство воевало всерьез, так это с южными царевичами. Дмитрий был разбит, Кучумовичей перекупили Касимовским престолом, свободным с 1610. Заруцкий с Мариной и Воренком сопротивлялся дольше и азартнее, но загнал себя в Астрахань, где был чужаком. Итог был предсказуем. Ребенка демонстративно повесили в Москве, Марину утопили в Коломне. Если вы думаете, что это добавило популярности власти и династии – вы ошибаетесь. Детоубийцы во все времена были не в почете. Ричард III не даст соврать.
Война со шведами шла мучительно. Первое ополчение по факту положили костьми, как и часть второго. Поляки нарочито не вмешивались, ограничившись психологической атакой в исполнении легендарных лисовчиков. Те в 1615 году сходили в турпоездку по маршруту Брянск-Карачев-Орёл-Болхов-Белев-Лихвин-Перемышль-Ржев-Торжок-Кашин-Углич-Романов-Данилов-Шуя-Муром-Алексин-Лихвин(вторично)-Мстиславль. По дороге под Орлом был разбит Пожарский (побит, но не разгромлен), подо Ржевом Шереметьев (тут уж разгром без оговорок). Авторитет героев второго ополчения упал ниже плинтуса. Очередная героическая оборона Пскова и поражение Швеции в Кальмарской войне 1611-13 годов свели на нет смысл обладания Новгородом для шведов. Армии нужны были Швеции куда ближе к столице. А еще нужны были деньги в виде российских контрибуций и пошлин на северные товары. Взимать их в Новгороде или сразу в Нарве – для Швеции было непринципиально. Оборонять узкую полоску побережья куда проще. Да и старшие партнеры по протестантской коалиции (Англия так точно) могли прозрачно намекнуть, где именно должны были сражаться и умирать шведские армии.
К концу 1616 года московское правительство зарешало все необходимые задачи. Церковь была парализована. Швеция заключила мир и вернула Новгород. Польско-шведская война за Москву и Новгород становилась не нужна. Альтернативных кандидатов зачистили. Авторитет правительства и молодого царя был растоптан. Последним гвоздем в крышку гроба стала история с неженитьбой Михаила на девице Хлоповой, ну что это за царь, даже жениться не может, за мамкиной юбкой прячется. Что еще хуже – вдрызг рассорились с рязанской четью, не поддержавшей царя в будущей войне.
Сигизмунд тоже сделал необходимые приготовления. Лишние кандидаты в московские цари (Василий Шуйский и Василий Голицын) тихо умерли в плену. Рекламная компания доблестной коронной армии в исполнении Лисовского тоже была проведена блестяще. Даже с казаками Сагайдачного удалось договориться полюбовно о помощи в походе на Москву в обмен на порцию обещаний. Местная оппозиция была подавлена.
В 1617 году Владислав и Сапега двинулись в победоносный поход на Москву. Триггером здесь явно послужил русско-шведский мир. В 1617 году армия Владислава сняла осаду со Смоленска, на сторону поляков перешли большинство гарнизонов Смоленщины. Особенно обидной была измена Дорогобужа – тыловой базы с припасами для армии. В продолжение банкета Вязьму сдали без боя. Деморализованная московская армия откатывалась на восток, где в Москве ждало драгоценного законного царя Владислава правительство Салтыковых.
Вопросы напрашиваются сами собой.
Это случайно Лисовский знал о перемещениях и силе русских войск лучше самих воевод?
Это случайно без боя сдали Дорогобуж и Вязьму вместе с припасами?
Ничего не напоминает (спойлер - так же шел к Москве Лжедмитрий, как минимум первый, а может и оба)?
Как там пел один хороший бард в старой песне:
Мы наших врагов венчаем на царство,
И ждем благодати с небес.
Там, потом – будет не так, как здесь..
Весной 1618 года под Можайском Владислава встретила совсем другая армия. В поход без мест отправились дядя царя Михаила Борис Лыков, двоюродный брат царя (и сам вполне себе кандидат в цари) Дмитрий Черкасский и Дмитрий Пожарский. Каждый вёл пятитысячную армию из уделов, вопреки всему сохранивших верность Михаилу Романову. Первый – из дворян Костромы и Ярославля, второй – из татар и крящен Поволжья, третий – из Нижегородской чети.
Полгода, с весны до поздней осени 1618 года, под Можайском шла страшная мясорубка, в которой качество польской армии разменивалось на стойкость и мужество русских ополченцев. Армия самого неопытного из воевод князя Черкасского была разгромлена, сам князь тяжело ранен, Лыков едва успел прикрыть ее отход. Потом уже и дядя царя попал в окружение, Пожарский чудом пробил необходимый коридор и прикрыл отход сильно потрепанных армий царских родственников. Потом и сам смог отвести остатки армии сначала на Оку, куда рвалась вспомогательная армия Петра Сагайдачного, а потом и в Москву. На юге, где казаков Сагайдачного пытались сдерживать менее мотивированные армии Волконского и казачьи гарнизоны, всё было куда хуже. К концу 1618 года так и не разбитые остатки армий Пожарского и Лыкова заперлись к Москве. Они раздали оружие всем желающим и ждали подкреплений. Владислав и Сагайдачный решили сходу штурмовать Москву. На полноценную осаду сил уже не было, казаки и вовсе сильно сомневались в целесообразности продолжения войны с единоверцами.
Правда и в Москве казачьи хоругви ударились в пацифизм и попытались бежать из осажденного города. Пожарский с большим трудом уговорил их остаться. Штурм был отбит ценой огромных потерь, в критический момент, когда польский спецназ (спешенные гусары) захватил одни из ворот, в последнюю отчаянную контратаку пошли «бельские немцы», тот самый гарнизон из Белой, который пять лет назад перетянул на сторону царя Михаила Дмитрий Пожарский. В ней сложил голову Георг Лермонт, сами понимаете чей дальний предок.
К Москве шли подкрепления, небольшие, но и польские силы таяли. Казаки проявляли нестойкость и могли перейти на сторону «царя-узурпатора» Михаила (уже в 1620 году Сагайдачный, поссорившись с поляками, первым из гетманов попросился под руку московского царя). А главное, со стороны южной границы шли пугающие новости. Сапега и Владислав предпочли временно зафиксировать статус-кво с надеждой повторить. Измочаленная войной Московия тоже была не против. Шансов вернуть Смоленск не было, Северские города больше напоминали степь с островами щебенки. Показательна здесь история Чернигова, который поляки вынуждены были отстраивать с нуля в 1623. Древний русский город физически не пережил Смутное Время. Так что условия Деулинского перемирия были можно сказать щадящими. Царский титул Владислава, как показала история - и вовсе не проблема, а расходы.
Вернувшийся из плена Филарет очень бодро зачистил элиту от предателей Салтыковых, да и Иону быстро разжаловал из местоблюстителя в рядовые монахи. В отличие от сына Филарет очень хотел рассчитаться с поляками, но так и не смог. Пережившая Смуту Московия была еще слишком слаба. Впрочем, это другая история